Принцесса Леа

Распечатать | Добавить в закладки

В комнату парижского отеля «Ланкастер» в двух шагах от Елисейских Полей акт­риса входит незаметно, она почти не накра­ше­на, взгляд открыт, улыбка приветливая, нежное, но уверенное рукопожатие. На вид студентка — хотя в лице какая-то странность и даже испуг, как перед экзаменом по английскому. Леа хорошо знает предмет, но с трудом подбирает слова. Одета просто: брюки-дудочки, водолазка, ботинки на тракторной подошве, которые скорее можно представить на мужчине. Пытаемся понять, на какую из своих героинь она больше похожа. Она лишь смеется: «Роль Леи Сейду мне дается сложнее всего».

За роль в «Жизни Адель» она получила все, что можно. Приз в Каннах, приз братьев Люмьер, номинацию на «Сезар» — и тем труднее ей сейчас общаться с незнакомцами. Леа Сейду уже звезда и еще не звезда; она будет Денев и Синьоре, говорят вокруг. Как знать. Но сейчас она та Денев и та Синьоре, которых мы никогда не видели. Ей двадцать восемь, а выглядит на двадцать и, похоже, боится, что ее станут путать с ее героиней — поэтому меняет амплуа. Режиссер Кристоф Ганс предложил ей роль в «Красавице и чудовище», который выходит у нас в прокат в середине марта. Она, понятно, красавица, а принцем стал Венсан Кассель. «Я согласилась не задумываясь, ведь это один из моих любимых фильмов, — говорит актриса. — Версию Жана Кокто 1946 года с Жаном Маре и Жозетт Дей знаю наизусть. Могла ли я когда-нибудь предположить, что сама стану Белль?»

Снимали зимой в Бабельсберге, неподалеку от Берлина. Лею не испугали даже съемки под водой, но она не смогла примириться с холодом и с отсутствием дневного света: «Три с половиной месяца без солнца! Утром уезжаешь — еще темно, вечером возвращаешься — уже темно. На улице было так холодно, что я надевала на себя всю теплую одежду — огромные сапоги, пуховик больше меня на три размера, шапку, шарф, варежки... Но потом мы приезжали в студию, и я превращалась в Белль».

Нелюбовь к холоду — из детства, проведенного между Францией и Сенегалом. В Сенегале жила мама, во Франции — папа. Родители Леи — наследники двух богатейших семей во Франции. Мать — Валери Шлюмберже — из клана основателей одноименной нефтяной компании. Отец — Генри Сейду — сын директора крупнейшей французской киностудии Pathé Жерома Сейду. В особняке Жерома на посольской улице Гренель в Седьмом округе Парижа на стенах висят картины Пикассо и Дюбюффе, в саду — мобили Кальдера и скульптуры Макса Эрнста, за обеденным столом — образцовая коллекция политиков и бизнесменов.

Леа ненавидит, когда ее расспрашивают о семье, точнее, когда дразнят богатством. В этом она настоящая француженка, которая все знает про liberté, égalité и fraternité. Круг ее родителей — это скорее парижская богема, люди искусства, именно поэтому в ней так гармонично уживаются снобистская холодность парижской Гренель и горячая свобода сенегальского Горе.

Маленький остров южнее Дакара стал вторым домом для матери Леи. Родители развелись, когда ей было три года; Валери работала продюсером, но в итоге решила, что благотворительность — куда более достойное для нее занятие. В Сенегале она открыла центр помощи молодым женщинам, ставшим жертвами насилия, лечила их, нанимала психологов. Времени на пятерых своих детей хватало в обрез, и Леа была предоставлена сама себе. Замкнутая, одиночка, она никогда не любила школу, занятия давались ей с трудом. Сидя за партой, мечтала поскорее удрать домой, чтобы закрыть за собой дверь комнаты, наряжаться, смотреться в зеркало, петь и танцевать. Она любила отца, хотела быть для него идеальной дочерью, красавицей-умницей-отличницей, и очень переживала, что не оправдывает его надежд. Когда Леа просила у него прощения, он важно успокаивал: «Нужно просто найти свой путь». Теперь-то он, наверно, доволен.

На Горе она жила мало, но знала там радости, и Африка навсегда стала ее вторым домом. «Моя квартира расположена в Восемнадцатом округе, у подножия Монмартра, там пестрая, живописная толпа, много иммигрантов. И когда африканская женщина садится рядом со мной в автобусе, я чувствую ее запах, вижу ее коралловые украшения, воспоминания меня уносят в детство и мне хочется немедленно съесть сенегальскую маринованную курицу!»

С трудом окончив школу, Леа поступила на театральные курсы. Ей пришлось нелегко. В какой-то момент безумие подступило к ней так близко, что она стала бояться ездить на метро и испытывала настоящие приступы клаустрофобии. Жизнь сузилась до Парижа, о том, чтобы сесть в самолет, актриса даже не могла подумать. Похоже, театр помог ей больше, чем психологи, у которых безуспешно искала поддержки с четырнадцати лет. Она вспоминает, как однажды сказала себе: «Все! Хватит трусить!» И в день своего двадцатилетия поехала в аэропорт и купила билет на самолет до Лиона. В тот же день вернулась обратно и готова была летать снова. Одним страхом стало меньше.

Кино отучило ее бояться рискованных жестов, стесняться своего тела. Но не до конца. К долгим по­дробным сценам лесбийского секса с француженкой Адель Экзаркопулос во время съемок «Жизни Адель» она готовилась с опаской: «Мне самой не по себе, когда вижу их на экране».

За пять последних лет Сейду успела поработать с Квентином Тарантино, Ридли Скоттом, Вуди Алленом. Неплохой список для молодой актрисы, но все же во Франции она оставалась на вторых ролях. Карьера изменилась в один день: 26 мая 2013 года в Каннах «Золотую пальмовую ветвь» за «Жизнь Адель» Стивен Спилберг вручил не только режиссеру Абделатифу Кешишу, но и актрисам Лее Сейду и Адель Экзаркопулос. И совершенно справедливо — без них этого фильма просто не было бы.

Стоил ли тот день целого года жизни, в котором были эмоциональные и физические срывы, изнуряющие съемки? «Безусловно. Этот фильм важен не только для моей карьеры, но и для кино в целом. Я мучилась не зря». Синие волосы, единственное напоминание о своей кинематографической Эмме, состригла без сожалений и сбежала ото всех на крошечный карибский остров Мюстик, где у семьи Сейду дом рядом с Томом Фордом и Биллом Гейтсом. Это были ее первые за два года каникулы.
Шерстяное пальто, расшитое стразами, Prada
Шерстяное пальто, расшитое стразами, Prada
Сегодня она — среди самых востребованных и высокооплачиваемых актрис во Франции. Только в этом году помимо «Красавицы и чудовища» ее можно будет увидеть в фильме Уэса Андерсона «Отель «Гранд Будапешт» и в байопике «Ив Сен-Лоран», в котором она сыграла Лулу де ля Фалез — подругу и музу великого кутюрье. Для нее это очередной повод для мандража: эту удивительную женщину помнят все в Париже, она умерла всего три года назад. Впервые Леа играет реального персонажа и думает, что скажут друзья, которые помнят Лулу. «У меня совсем маленькая роль, но я очень хотела сняться в этом фильме, потому что люблю режиссера Бертрана Бонелло».

Предложений много, но Леа старается выбирать, благо такая возможность у нее теперь появилась: «Мне важно чувствовать близость с моей героиней, должен нравиться ее характер. Мне необходимо понимать, что будет над чем поработать». При этом актриса уверяет, что непривередлива и открыта любым ролям. «Если смотреть на героинь, которых я играла, может сложиться ощущение, что я какая-то оторва, маргинал... Но это не совсем я, я могу быть совсем другой», — говорит она и краснеет — испугавшись, должно быть, что хвастается.

Считает ли она себя красавицей? В ответ Леа смеется, опускает глаза, перебирает пальцами: «Мне кажется, что я не дурнушка. У меня другая красота, не как у Белль. Я не живу некоей особой «жизнью красавицы», как, например, Жизель Бюндхен: ее красота от нее самой неотделима. Я могу меняться, примерять на себя разные лица и образы. Сегодня — красавица, завтра — простая девушка, каких миллионы. Я все-таки актриса, для меня красота — это эмоции, это то, как я чувствую...»

Светские журналисты в Париже сплетничают, что Леа... да-да, целовалась (за этим занятием их застукали фотографы) с Андре Мейером, высоченным шатеном, фотомоделью. Свою любовную историю Леа пока не афиширует, но семейных планов не скрывает и мечтает о детях. «Белль — очень смелая, я бы не смогла влюбиться в чудо­вище, — признается актриса. — Хотя оно доброе, искреннее, и для меня это самые важные качества в мужчине. Внешность, конечно, не главный критерий, но и не последний. Все-таки мне нравятся симпатичные мужчины». Например? Леа мечтательно поднимает глаза и, растягивая слова, перечисляет: «Я встречала Брэда Питта, но мы вместе никогда не снимались. Мне нравится Леонардо ДиКаприо... Венсан Кассель? Совсем не милашка! Но с ним так легко, он очень забавный».

После синеволосой мальчиковой Эммы, размышляющей о Сартре с бутылкой пива в руках, странно будет увидеть Лею в образе умиляющейся восходу солнца принцессы в платьях с пышными кринолинами и декольте, на которое мягко спускаются белоснежные букли. Но актриса говорит: «Я верю в сказки. От удачи зависит многое, но сказки учат, что если мы действительно чего-то сильно хотим, то можем поменять ход вещей. Это и называется волшебством».